|
мне не чаяли1. И у задержавшейся дольше других Елены Францевны я был в числе любимчиков: она никогда не спрашивала у меня уроков. Мы и так разговаривали с ней по-немецки. Вдруг ни с того ни с сего она вызвала меня к доске, будто самого рядового ученика. Как раз перед этим я пропустил несколько дней и понятия не имел о домашнем задании. Поначалу всё шло хорошо. Я ответил на все её вопросы.
— Прекрасно,— поджала узкие, бледные губы Елена Фран-цевна.— Теперь стихотворение.
— Какое стихотворение? Да я же не был в школе! Я болел и не знал об этом.
Она взяла на столе классный журнал и стала его листать.
— Совершенно верно, ты отсутствовал. А спросить у товарищей, что задано, не смог?
Взял бы да и сказал: не смог. Ну что она могла мне сделать? И тут я нашёл выход. О домашних заданиях я спрашивал у Павлика, а он ни словом не обмолвился о стихотворении. Забыл, наверное. Я так и сказал Елене Францевне с лёгкой усмешкой, призывая и её отнестись к случившемуся юмористически.
— Встань! — приказала Павлику учительница.— Это правда?
Он молча наклонил голову. И я тут же понял, что это неправда. Как раз о немецком я его не спрашивал. О математике, русском, истории, биологии спрашивал, а готовить немецкие уроки я считал ниже своего достоинства.
Елена Францевна перенесла свой гнев на Павлика. Он слушал её, по обыкновению, молча, не оправдываясь. Вот так всё и обошлось.
Ан, не обошлось! Когда, довольный и счастливый, я вернулся на своё место, Павлика не оказалось рядом. Он сидел за пустой партой, через проход, позади меня.
— Ты чего это?..
Он не ответил. У него были какие-то странные глаза: красные и налитые влагой. Я никогда не видел Павлика плачущим. Даже после самых жестоких, неравных и неудачных драк, когда и самые сильные ребята плачут — не от боли, от обиды,— он не плакал. Он и сейчас не давал слезам пролиться, но, конечно же, он плакал.
— Брось! — сказал я.— Стоит ли ...
Он молчал и глядел мимо меня. Его предал друг. Спокойно, обыденно и публично, средь бела дня, ради грошовой выгоды предал человек, за которого он, не раздумывая, пошёл бы в огонь и в воду.
|
|